Путешествие Иеро - Страница 103

103

Тишину не нарушало ни звука, кроме жужжания мух. Они заметили, как под прямыми лучами полуденного солнца с поверхности ядовитых растений поднимаются струйки и облачка какого-то тумана.

Медленно, крайне медленно они подошли к границе этого зловещего пятна. В том крошечном мире, на который они смотрели и который продолжали прощупывать мысленными импульсами, все так же ничего не двигалось.

А потом – заманив свои жертвы как можно ближе просто своим бездействием – Дом нанес удар! А основная тяжесть удара пришлась на человека.

Никогда, за всю свою богатую жизнь, Иеро не чувствовал ничего подобного. Настоящий холод пронзил все его тело, парализовав волю и омертвив нервные окончания. И хотя его мыслезащита действовала на полную мощность, удар пронзил его экраны, будто они вовсе не существовали. Но не совсем. Самый последний экран, который охранял его собственный контроль над мозгом, остался нетронутым. Но хотя он мог видеть и слышать, ни один мускул его тела не мог даже пошевелиться. Уголком глаза Иеро видел, что Горм тоже застыл с поднятой передней лапой. Он понял, что медведь тоже теперь полностью беспомощен, и впал в отчаяние.

Вместе с нападением Дома пришло знание о нападающем. И от знания этого прошел мороз не по телу, которое уже онемело, а по самой душе, по его внутренней сущности. Колдуны – адепты Нечисти, погрязли в злобе, злодействе и жестокости. Но они, тем не менее, происходили от предков-людей и, таким образом, какими бы зловредными ни были, они хранили на себе налет человечности.

Но Дом – дело совсем другое. Каким-то образом после Погибели, в далеком прошлом, произошло странное и чудовищное слияние, возможно, тройное между спорами грибницы, амебообразными слизняками и где-то как-то разумом. А, может быть, разум сам возник в этом порождении слизняка и грибницы и начал развиваться путем, отличным от путей других жизненных форм. Но какова бы ни была предыстория, результат был противоестественным. Дом чем-то походил на Туманника, который казался воплощением холодного зла, но Дом еще дальше отошел от пути, ведущего к разуму и логике.

Иеро яростно пытался освободить конечности. В то же время он пытался связать свой разум с Братом Альдо и Лючарой, оставшимися в лесу. Обе попытки оказались безуспешными. Он не мог пошевелиться и казался заключенным в какую-то странную ледяную ментальную скорлупу, так что любой внешний контакт пресекался. Его связь с Гормом пропала сразу же после начала нападения. Разум его оставался ясным и неповрежденным, если не считать экрана, но он все же не мог ни пошевелиться, ни связаться с другими. Сквозь окружающий его экран началась новая атака. Стал появляться Дом. Как облик Вила-ри впервые появился в его мозгу вопреки любым методам коммуникации, так и теперь туманные очертания самого Дома начали появляться на слизистой земле ярдах в пятидесяти перед ними. Он понимал, что облик этот нереален, что то, что он видит сейчас – это физическое тело или строение – он точно не знал – вовсе не поблизости, но хорошо укрыто где-то в недрах этого разбитого мира, который он сам себе построил. Но постой… Был ли этот мир таким уж зловещим? По мере того, как колышущийся облик Дома конденсировался и твердел перед ним, в его мозг начали заползать новые мысли.

«Дом чужд, не таков, как все, да. Но разве одно это делает его зловещим? Разве он не имеет права на жизнь?»

Эти песни сирен проникли в его мозг очень, очень постепенно. Его внутренний экран не был сильно поврежден, видимо, Дом не был способен на это, а мог только уговаривать, убеждать и, таким образом, взять в плен мозг Иеро. Но не вполне.

Потому что, когда волшебство этих странных чар все сильнее окутывало Иеро, он осознал две вещи. Во-первых, Дом был полностью чуждым, чем-то таким, что вовсе не должно быть, и, во-вторых, что Дом не был чем-то единым целым, а множеством отдельных разумов, роящихся подобно личинкам в нелепом строении. Эти существа, чем бы они не были, одновременно являлись и частью той прозрачной штуковины, что вздымалась ввысь перед ними, столь же для Иеро сейчас реальная, как и его рука.

А его приглашали присоединиться к ним! Он тоже может принять участие в предстоящей работе, великой работе очищения земли, так чтобы в живых остался только один Дом, окруженный чудовищными мутировавшими грибами, которые одновременно являются его оружием и его семенем. Ужаснувшийся и все же восхищенный Иеро видел, как коричневое маслянистое строение Дома, казалось, заколебалось. На его сверкающей поверхности стали появляться странные вещи, лица, которые приглашающе смотрели на него и вновь исчезали в стенах только для того, чтобы смениться другими, столь же злобными и эфемерными. И все эти лица зазывали его.

«Иди, – казалось, говорили они, – оставь свою смертную оболочку, стань одним из нас и живи вечно.»

А потом в игру вмешался новый фактор. Это был медведь!

Его мысль каким-то странным образом проникла сквозь ментальную сферу мыслей, окружающую священника. Его сильный разум подействовал на Иеро подобно порыву холодного ветра.

«Я здесь. Оно совсем меня не поняло, полагаю, и пользуется силой, которая действительно могла бы сдерживать меня, если бы я был тем, кем кажусь – существом инстинктов и эмоций, каким когда-то был весь мой народ. Оно боится тебя, я это чую, но не меня.»

Мысль медведя была полна силы и гнева, но все же Горм не выдал себя, не стал поступать поспешно, а просто ждал указаний Иеро.

«Они… скорее, оно, теряет терпение, – вновь раздалось в мозгу священника. – В нем очень много странных разумов и все перемешаны, но составляют единое целое, как в муравейнике или пчелином рое. Оно не станет больше ждать, – добавил медведь. – Оно устает от твоего сопротивления и призывает что-то на помощь.»

103